Молитва перед распятием Иисуса

Молитва на Кресте

В течение Своей земной жизни Спаситель многократно обращался к евреям со словом вразумления, но они не хотели Его слушать; теперь, умирая, Он за них же взывает к Отцу Своему, Который слышит Его во всякое время. Не о муках Своих думает Он, а о спасении Своих убийц, которое Он стремится исходатайствовать у Отца Своего. Отче! отпусти им: не ведят бо, что творят! Вот молитва Милосердного Первосвященника, Который за жизнь и благополучие своих злейших врагов борется со Своим Небесным Отцом.

Отпусти им! Так взывает бесконечный возлюбленный Сын к бесконечному Отцу. Он говорит: «Я прощаю им все, что они Мне сделали!» Он хочет, чтоб и Отец простил их, ибо хорошо знает, что Его ужасная смерть оскорбила Бога, Который ищет славы Своему Сыну и карает за оскорбление Его.

Святой и Правосудный Бог не мог спокойно и равнодушно взирать на Лобное место. По слову Господа, земля некогда разверзлась и поглотила мятежную шайку Корея, возмутившуюся против слуг Его, Моисея и Аарона. Насколько же сильнее должен быть гнев Отца, если так поступили с Его Единородным Сыном, о котором Он Сам свидетельствовал: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором все Мое благоволение» ( Мф. 3, 17 ).

Суд Отца уже готов был разразиться над непослушными и падшими детьми. Он уже простер Свои руки, чтоб наказать их за их злодейство. Но в это время Сын, чтоб умерить гнев Отца и остановить на время Его суд, чтоб дать ожесточенным и ослепленным грешникам время для покаяния и исправления, Своей мольбой задерживает Его простертые руки.

Взывая к Отцу о прощении Своих убийц, Он просит только о правосудии: «Не ведят бо, что творят!» – говорит Он.

Действительно, ни воины-язычники, ни римский наместник, ни книжники, ни первосвященники не сознавали своего деяния: они не знали, что распинают Сына Божия. Это удостоверил ап. Петр, когда, обратившись с речью к собравшимся в притворе Симоновом иудеям, между прочим, сказал: «Я знаю, братия, что вы, как и начальники ваши, сделали это по неведению» ( Деян. 3, 17 ). Это же в Послании к коринфянам подтверждает и ап. Павел: «Власти мира не распяли бы Господа Славы, если бы познали Егор, – говорит он ( 1Кор. 2, 8 ). По неведению распяли они Сына Божия, но и самое неведение их было большой и тяжкой виною.

Они должны были узнать Спасителя, ибо в Св. Писании указаны все отличительные признаки их Мессии. Они слышали слова, с которыми Он часто обращался к ним, видели Его чудеса, которые Он творил среди них, Его Святую и непорочную жизнь, которую Он вел на их глазах. Все это говорило о Его величии. Они не познали Его только потому, что не хотели познать, и в этом их вина.

Называя Бога в Своей молитве за врагов «Отцом», Христос тем самым на пороге смерти свидетельствует о Своем божественном величии, выражает Свою сыновнюю любовь и беспрекословное повиновение Богу, доходящее даже до пожертвования жизнью. Этим Он как бы старается вызвать в Боге проявления чувства отцовской любви и доверия, от которых Он твердо ждет исполнения Своей просьбы. Вот почему Он и просит Его не так, как там, в саду Гефсиманском: Отче! если можно, то прости им. Нет, Он просит со всею настойчивостью, хорошо зная, как это Он показал у могилы Лазаря, что Отец слышит Его во всякое время.

«Отпусти им!» Эта молитва Спасителя – венец Его земной жизни, корона, возложенная на окровавленную и украшенную терновым венцом Его голову. Он Сам исполняет заповедь, преподанную Им ученикам Его: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» ( Мф. 5, 44 ).

Своей молитвой с древа проклятия и позора Он показал, что «не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него» ( Ин. 3, 17 ). Она придает особенную святость Кресту, смертью на котором Он открыл нам, что кровь Его говорит лучше Авеля ( Евр. 12, 24 ), что в Нем одном, чрез Его кровь обретаем мы спасение и прощение грехов. Своей молитвой наконец Он показал нам, в чем будет состоять Его небесная деятельность: там, на небесах, Он также просит Отца Своего о правосудии, молится за бедных грешников и пред лицом Всемогущего Бога защищает их.

Даже неверующие и маловерующие не могут не благоговеть пред Ним за эту молитву.

В наше время евреи утверждают, что молитва Спасителя не принесла ровно никакой пользы, что она осталась бесплодна. Как доказательство, они приводят то, что их страна и народ подверглись суду и каре Божией во всей строгости.

Мы самым решительным образом отвергаем их уверения и доказательства.

Народ израильский можно уподобить дереву, к стволу которого был приложен уже топор, но разрушительный удар которого последовал только спустя 40 лет. По отношению к народу Израильскому такая отсрочка наказания произошла только по молитве Спасителя.

Покаяние разбойника, уверование сотника, воскликнувшего: «Воистину праведен был и Сын Божий», крещение в день Пятидесятницы 3 тысяч человек, обращение Савла, из клеветника и гонителя превратившегося в даровитого проповедника Слова Божия и строгого последователя Христа, – все это плоды молитвы Спасителя. Она же потрясла и бывший свидетелем казни народ, который, по словам апостола, возвращался, бия себя в грудь ( Лк. 23, 48 ).

Но мы не должны забывать, что в будущем эта молитва Спасителя даст еще более богатые, более изобильные плоды: «А на дом Давида и на жителей Иерусалима изолью дух благодати и умиления, и они воззрят на Него, Которого пронзили, и будут рыдать о Нем, как рыдают об единородном сыне, и скорбеть, как скорбят о первенце» ( Зах. 12, 10 ).

Отче! отпусти им: не ведают, что творят. Так молит Милосердный Первосвященник Отца Своего и за язычников, по невежеству и неверию презревших свое спасение, и за погибших овец дома Израилева, и по сие время не признавших еще своего Царя и Мессии. Она причина Божиего долготерпения, она удлиняет срок наступления суда над ними. По ходатайству Спасителя Бог и теперь вдохновляет мужей Своих, проповедующих среди них Евангелие мира и возвещающих им спасение Божие. Отче, отпусти им!. . Так Он просит не только за стадо Христово, но в особенности за врагов Креста, всуе призывающих имя Господне и презирающих слово Его. Так, наконец, Он молит и за нас всех, возлюбленные, – и это великое для нас утешение. И мы преступаем заповеди Божии по неведению: не людьми, а демонами были бы мы, если бы грешили сознательно. Но так как неведение не может и для нас служить оправданием пред лицом Бога, то мы поэтому все более и более нуждаемся в молитве Спасителя. Но, с другой стороны, наше неведение не имеет значения непреодолимого препятствия для достижения блаженства: спасение для нас возможно, иначе Спаситель наш не стал бы молить за нас Отца Своего.

Молитва Спасителя, таким образом, уготовила место у Отца Небесного для каждого из нас, кто пожелает и вместе с тем кто может с верою войти туда. Ап. Иоанн говорит: «если бы кто согрешил, то мы имеем ходатая пред Отцом, Иисуса Христа, праведника» ( 1Ин. 2, 1 ), порукой в этом молитва Спасителя.

Великое блаженство ожидает нас, если мы с верою и упованием на Него, смиренно и доверчиво, со всем нашим греховным бременем поручим себя Его первосвященнической молитве!

Но, с другой стороны, Своей молитвой Спаситель хочет запечатлеть в нашем сердце, что бы и мы в подобных случаях шли по стопам Его. Это Его последняя заповедь.

Поэтому последователи Христа не должны подражать ни Илии, призвавшему с неба огонь на своих преследователей, ни Елисею, который именем Господа проклял нечестивых отроков, ни Иеремии, за врагов своих молившемуся так: «Да увижу я мщение Твое над ними, ибо Тебе вверил я дело мое» ( Иер. 20, 12 ).

Дети Христа должны подражать Своему Учителю, Который любил врагов Своих, благословлял преследователей, молился за убийц Своих и всем творил благодеяния. Так и поступали мужи евангельские и многие отцы церкви. Первый евангельский мученик Стефан, в то время как его побивали камнями, молился: «Господи! не вмени им греха сего» ( Деян. 7, 60 ).

Так же молился и ап. Иаков, сброшенный с кровли храма: «Господи, прости их! не знают, что делают». Эти и множество других подобных высоких примеров, которые дает нам история церкви и миссионерской проповеди, как бы укрепляют в нашей памяти заповедь Христа, идти по Его стопам.

Неуклонное и чистосердечное исполнение этой заповеди Христа – одна из важных и священных обязанностей. Оно должно иметь место не только в минуты сильнейшей душевной муки и скорби, минуты, доставляемые нам нашими врагами: молитву Спасителя мы должны постоянно хранить в своем сердце, отнюдь не забывать о ней даже при всех тех незначительных, постоянно, на каждом шагу получаемых нами обидах и оскорблениях, которые часто особенно глубоко уязвляют нас.

В минуты же сильного гнева и раздражения в своей душе мы должны вызывать образ истомленного, украшенного терновым венцом Спасителя. Не по силам иногда нам будет этот подвиг, но если мы хотим получить утешение, о котором повествует Евангелие, утешение, которое дает нам молитва Спасителя, то никоим образом не можем пренебречь и заповедью Спасителя. Получение утешения и исполнение заповеди Спасителя тесно и неразрывно соединены друг с другом, Господь и Спаситель наш говорит: «Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный. А если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших» ( Мф. 6, 14–15 ).

Наступит час, когда Тот, Кто молился за нас с креста, будет судить нас, восседая на троне вечной Славы, и будет «суд без милости не оказавшему милости» ( Иак. 2, 13 ).

Будем же, возлюбленные, твердо верить в великую силу Первосвященнической Молитвы и в то же время неуклонно следовать святому примеру Спасителя! Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут!

Источник: Страсти Христовы: Беседы о страданиях Господа нашего Иисуса Христа. СПб., типография Спб. общ. печ. дела в России Е. Евдокимов, 1902. [2], II, 374 с.; с илл. в тексте и 2 илл. на отдельных листах. 25,6 х 18,4 см.

Поделиться ссылкой на выделенное

Нажмите правой клавишей мыши и выберите «Копировать ссылку»

Распятие и смерть Иисуса Христа

Казнь распятия на кресте была самою позорною, самою мучительною и самою жестокою. Такою смертью казнили в те времена только самых отъявленных злодеев: разбойников, убийц, мятежников и преступных рабов. Мучения распятого человека невозможно описать. Кроме нестерпимых болей во всех частях тела и страданий, распятый испытывал страшную жажду и смертельную душевную тоску. Смерть была настолько медленная, что многие мучились на крестах по несколько дней. Даже исполнители казни, – обыкновенно, люди жестокие, – не могли хладнокровно смотреть на страдания распятых. Они приготовляли питие, которым старались или утолить невыносимую жажду их, или же примесью разных веществ временно притупить сознание и облегчить муки. По еврейскому закону, повешенный на древе считался проклятым. Начальники иудейские хотели навеки опозорить Иисуса Христа, присудивши Его к такой смерти.

Когда привели Иисуса Христа на Голгофу, то воины подали Ему пить кислого вина, смешанного с горькими веществами, чтобы облегчить страдания. Но Господь, попробовав, не захотел пить его. Он не хотел употреблять никакого средства для облегчения страданий. Эти страдания Он принял на Себя добровольно за грехи людей; потому и желал перенести их до конца.

Когда все было приготовлено, воины распяли Иисуса Христа. Это было около полудня, по-еврейски в 6-м часу дня. Когда же распинали Его, Он молился за Своих мучителей, говоря: «Отче! прости им, потому что они не знают, что делают».

Рядом с Иисусом Христом распяли двух злодеев (разбойников), одного по правую, а другого по левую сторону от Него. Так исполнилось предсказание пророка Исаии, который сказал: «и к злодеям причтен был» ( Ис.53:12 ).

По приказанию Пилата, к кресту была прибита над головою Иисуса Христа надпись, означавшая вину Его. На ней было написано по-еврейски, по-гречески и по-римски: «Иисус Назорей Царь иудейский», и многие ее читали. Такая надпись не нравилась врагам Христовым. Поэтому первосвященники пришли к Пилату и говорили: «не пиши: Царь иудейский, но напиши, что Он говорил: Я Царь Иудейский».

Но Пилат ответил: «что я написал, то написал».

Между тем воины, распявшие Иисуса Христа, взяли Его одежды и стали делить между собою. Верхнюю одежду они разорвали на четыре части, каждому воину по части. Хитон же (нижняя одежда) был не сшитый, а весь тканый с верху до низу. Тогда они сказали друг другу: «не станем раздирать его, а бросим о нем жребий, кому достанется». И бросив жребий, воины сидя, стерегли место казни. Так, и здесь сбылось древнее пророчество царя Давида: «разделили ризы Мои между собою, и об одежде Моей бросали жребий» ( Пс.21:19 ).

Враги не перестали оскорблять Иисуса Христа и на кресте. Они, проходя, злословили и, кивая головами, говорили: «Э! Разрушающий храм и в три дня созидающий! Спаси Себя Самого. Если Ты Сын Божий, сойди с креста».

Также первосвященники, книжники, старейшины и фарисеи, насмехаясь, говорили: «Других спасал, а Самого Себя не может спасти. Если Он Христос, Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, чтобы мы видели, и тогда уверуем в Него. Уповал на Бога; пусть теперь избавит Его Бог, если Он угоден Ему; ведь Он говорил: Я Божий Сын».

По их примеру и воины-язычники, которые сидели у крестов и стерегли распятых, издеваясь, говорили: «если Ты Царь Иудейский, спаси Себя Самого».

Даже один из распятых разбойников, который был слева от Спасителя, злословил Его и говорил: «если Ты Христос, спаси Себя и нас».

Другой же разбойник, напротив, унимал его и говорил: «Или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же (т. е. на такие же муки и смерть)? Но мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал». Сказав это, он обратился к Иисусу Христу с молитвою: «помяни мя (вспомни обо мне), Господи, когда приидешь во Царствии Твоем!»

Милосердный Спаситель принял сердечное раскаяние этого грешника, показавшего такую дивную веру в Него, и ответил благоразумному разбойнику: «истинно говорю тебе, сегодня же будешь со Мною в раю».

При кресте Спасителя стояли Матерь Его, апостол Иоанн, Мария Магдалина и еще несколько женщин, почитавших Его. Невозможно описать скорбь Божией Матери, видевшей нестерпимые мучения Сына Своего!

Иисус Христос, увидев Матерь Свою и Иоанна здесь стоящего, которого особенно любил, говорит Матери Своей: «Жено! вот, сын Твой». Потом говорит Иоанну: «вот, Матерь твоя». С этого времени Иоанн взял Матерь Божию к себе в дом и заботился о Ней до конца Ее жизни.

Между тем, во время страданий Спасителя на Голгофе произошло великое знамение. С того часа, как Спаситель был распят, т. е. с шестого часа (а по нашему счету с двенадцатого часа дня), солнце померкло и наступила тьма по всей земле, и продолжалась до девятого часа (по нашему счету до третьего часа дня), т. е. до самой смерти Спасителя.

Эта необычайная, всемирная тьма была отмечена языческими писателями-историками: римским астрономом Флегонтом, Фаллом и Юнием Африканом. Знаменитый философ из Афин, Дионисий Ареопагит, был в это время в Египте, в городе Гелиополе; наблюдая внезапную тьму, сказал: «или Творец страждет, или мир разрушается». Впоследствии Дионисий Ареопагит принял христианство и был первым афинским епископом.

Около девятого часа Иисус Христос громко воскликнул: «Или, Или! лима савахфани!» то есть «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» Это были начальные слова из 21-го псалма царя Давида, в котором Давид ясно предсказал о страданиях на кресте Спасителя. Этими словами Господь в последний раз напоминал людям, что Он есть истинный Христос, Спаситель мира.

Некоторые из стоявших на Голгофе, услышав эти слова, сказанные Господом, говорили: «вот, Илию зовет Он». А другие говорили: «посмотрим, придет ли Илия спасти Его».

Господь же Иисус Христос, зная, что уже все совершилось, произнес: «Жажду».

Тогда один из воинов побежал, взял губку, намочил ее уксусом, надел ее на трость и поднес к иссохшим губам Спасителя.

Вкусив уксуса, Спаситель сказал: «Совершилось», то есть исполнилось обетование Божие, совершено спасение человеческого рода.

После этого Он громким голосом произнес: «Отче! в руки Твои предаю дух Мой». И, преклонив главу, предал дух, т. е. умер.

И вот, завеса в храме, закрывавшая святое святых, разодралась надвое, с верхнего края до нижнего, и земля потряслась, и камни расселись; и гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли, и, вышедши из гробов по воскресении Его, вошли в Иерусалим и явились многим.

Сотник же, (начальник воинов) и воины с ним, которые стерегли распятого Спасителя, видя землетрясение и все происходившее перед ними, испугались и говорили: «истинно, человек этот был Сын Божий». А народ, бывший при распятии и все видевший, в страхе стал расходиться, ударяя себя в грудь.

Наступил вечер пятницы. В этот вечер надлежало вкушать Пасху. Иудеям не хотелось оставлять на крестах тела распятых до субботы, потому что пасхальная суббота, считалась великим днем. Поэтому они просили у Пилата позволения перебить голени распятым, чтобы они скорее умерли и можно было их снять с крестов. Пилат позволил. Воины пришли и перебили голени разбойникам. Когда они подошли к Иисусу Христу, то увидели, что Он уже умер, и потому не перебили у Него голеней. Но один из воинов, чтобы не оставалось никакого сомнения в Его смерти, пронзил копьем Ему ребра, и из раны потекла кровь и вода.

ПРИМЕЧАНИЕ: См. в Евангелии от Матфея ( Мф.27:33–56 ); от Марка ( Мк.15:22–41 ); от Луки ( Лк.23:33–49 ); от Иоанна ( Ин.19:18–37 ).

Св. Крест Христов есть Св. Жертвенник, на котором Сын Божий, – Господь наш Иисус Христос, – принес Себя в жертву за грехи мира.

Молитва у Распятия

К 30-летию кончины протоиерея Константина Быстриевского [1]

В 1929 го­ду один пе­тер­гоф­ский свя­щен­ник про­щал­ся со сво­им хра­мом. В при­тво­ре он оста­но­вил­ся, за­крыл гла­за и пред­ста­вил се­бе «гол­гоф­ский путь» на си­бир­ский ле­со­по­вал вме­сте с же­ной и детьми. Ка­за­лось, жизнь кон­че­на, на­де­ять­ся не на что. Вдруг он ощу­тил, как непо­нят­ная ра­дость на­пол­ня­ет его серд­це… «Че­му ж тут ра­до­вать­ся?! — по­ду­мал он, — долж­но быть, от пе­ре­жи­ва­ний схо­жу с ума».

Про­то­и­е­рей Кон­стан­тин Алек­се­е­вич Быст­риевский (а это был он) ро­дил­ся 20 мая 1889 го­да в Пе­тер­бур­ге. По­сле окон­ча­ния Нов­го­род­ской се­ми­на­рии с 1911 го­да слу­жил диа­ко­ном, а с 1914 и до 1929 го­да — свя­щен­ни­ком в хра­мах Пе­тер­го­фа. За­тем от­бы­вал ссыл­ку в го­ро­де Та­ра Ом­ской об­ла­сти, а с 1936 го­да жил в Нов­го­ро­де. По­сле Оте­че­ствен­ной Вой­ны, на волне «но­вой по­ли­ти­ки» по от­но­ше­нию к Церк­ви, отец Кон­стан­тин воз­вра­тил­ся в Ле­нин­град и на­чал слу­жить в Ни­ко­ло-Бо­го­яв­лен­ском, а за­тем клад­би­щен­ском хра­ме на Смо­лен­ском клад­би­ще. Го­ды бра­ли своё, но свя­щен­ник, о ко­то­ром мож­но ска­зать «ро­дил­ся в епи­тра­хи­ли», не мог уй­ти «на по­кой». С 1967 го­да отец Кон­стан­тин — ру­ко­во­ди­тель бо­го­слу­жеб­ной прак­ти­ки се­ми­на­ри­стов в Иоан­но-Бо­го­слов­ском хра­ме Ле­нин­град­ской Ду­хов­ной ака­де­мии и се­ми­на­рии, а за­тем, по бла­го­сло­ве­нию ве­ли­ко­го мит­ро­по­ли­та Ни­ко­ди­ма (Ро­то­ва) — ду­хов­ник се­ми­на­ри­стов и всей Ле­нин­град­ской мит­ро­по­лии. Он был на­граж­ден все­ми воз­мож­ны­ми для свя­щен­ни­ка на­гра­да­ми; но его глав­ная на­гра­да — лю­бовь сту­ден­тов, по­ни­мав­ших, что этот чу­дом вы­жив­ший че­ло­век при­об­ща­ет их к бо­га­тей­шей ду­хов­ной и ли­тур­ги­че­ской тра­ди­ции на­ше­го без­воз­врат­но ушед­ше­го про­шло­го.

В на­ча­ле-се­ре­дине 1970-х (для на­шей мит­ро­по­лии — от­нюдь не «за­стой­ных»!) отец Кон­стан­тин, ещё стат­ный, бод­рый и ру­мя­ный [2] , учил нас, се­ми­на­ри­стов, пре­муд­ро­стям по­но­мар­ско­го де­ла: как пра­виль­но по­да­вать ка­ди­ло, кла­нять­ся и вы­хо­дить со све­чой. Ока­зы­ва­ет­ся, све­ще­нос­цы на Ве­ли­ком вхо­де, сто­я­щие во вре­мя воз­гла­ше­ний пе­ред со­ле­ёй, долж­ны про­во­дить ду­хо­вен­ство до Цар­ских врат, оста­но­вить­ся и, по­сле каж­де­ния их диа­ко­ном от пре­сто­ла, взять све­чи в дру­гие ру­ки, со­вер­шить про­ти­во­по­лож­ные друг дру­гу раз­во­ро­ты на 360˚ ли­цом к мо­ля­щим­ся, и лишь по­сле это­го уй­ти в ал­тарь. Наш на­став­ник очень пло­хо ви­дел, хо­тя и но­сил оч­ки с тол­стен­ны­ми лин­за­ми, и ино­гда это при­во­ди­ло к за­бав­ным ка­зу­сам. Пом­ню, как све­ще­но­сец, вый­дя из ал­та­ря се­вер­ны­ми дверь­ми, вме­сто то­го, чтобы оста­но­вить­ся на со­лее (во вре­мя чте­ния Еван­ге­лия), за­чем-то бод­ро ше­ству­ет в при­твор, а отец Кон­стан­тин, стоя у пре­сто­ла, тщет­но ждет его по­яв­ле­ния. За­тем мо­ля­щим­ся пред­ста­ет та­кая кар­ти­на: сле­ва из-за Цар­ских врат вы­со­вы­ва­ет­ся го­ло­ва се­до­вла­со­го стар­ца; при­крыв свер­ху гла­за ла­до­нью, он при­сталь­но, как впе­ред­смот­ря­щий на ко­раб­ле, вгля­ды­ва­ет­ся в без­бреж­ную даль…

По­ми­мо бо­го­слу­жеб­ной прак­ти­ки и ис­по­ве­ди се­ми­на­ри­сты встре­ча­лись с ува­жа­е­мым ба­тюш­кой во вре­мя фа­куль­та­тив­ных пас­тыр­ских уро­ков. Мне за­пом­ни­лось об­суж­де­ние важ­ней­ше­го для бу­ду­ще­го пас­ты­ря во­про­са о лич­ном пу­ти: остать­ся ли оди­но­ким или со­здать «ма­лую цер­ковь». — «А ка­кой путь, вы са­ми ду­ма­е­те, труд­нее?» — «Ко­неч­но же, пер­вый!» — зву­чит са­мо­уве­рен­ный глас. И на­чи­тав­ший­ся ас­ке­ти­че­ских книг юнец бой­ко на­чи­на­ет го­во­рить о «мо­на­ше­ских по­дви­гах». — «А вот я, — крот­ко воз­ра­жа­ет мно­го­опыт­ный отец Кон­стан­тин, — счи­таю, что же­на­то­му свя­щен­ни­ку труд­нее: по­то­му что мо­нах, как бы он ни жил, от­ве­ча­ет за се­бя од­но­го, а се­мей­ный пас­тырь — в первую оче­редь за сво­их близ­ких!»

Уро­ки пе­ре­рас­та­ли в вос­по­ми­на­ния. Отец Кон­стан­тин, несмот­ря на пе­ре­не­сен­ные ис­пы­та­ния, и в пре­клон­ные го­ды оста­вал­ся боль­шим ре­бен­ком, счи­тая всех нас од­ной друж­ной се­мьей. Мы слу­ша­ли до­ве­ри­тель­ные рас­ска­зы о том, как в 1905 го­ду за­быв­шие долг и честь сту­ден­ты Им­пе­ра­тор­ских Ду­хов­ных школ рья­но участ­во­ва­ли в ре­во­лю­ци­он­ных бун­тах; о том, ка­кой он, «Ко­стя», в мо­ло­до­сти был «вид­ный па­рень»; как его диа­кон­ский го­лос, ко­гда он слу­жил в хра­ме Пе­тер­гоф­ско­го Им­пе­ра­тор­ско­го двор­ца, по­нра­вил­ся им­пе­ра­три­це, и по её про­тек­ции он по­лу­чил сан иерея; как в 1918 го­ду боль­ше­ви­ки два­жды при­го­ва­ри­ва­ли его к рас­стре­лу, но Гос­подь хра­нил его; как в го­ды ссыл­ки он в ка­нун боль­ших празд­ни­ков ухо­дил из по­сел­ка в лес и там со­вер­шал «сло­вес­ную Служ­бу», де­лая вид, что не за­ме­ча­ет сво­их со­то­ва­ри­щей, из-за со­сед­них де­ре­вьев вни­мав­ших за­бы­тым пес­но­пе­ни­ям… Ра­зу­ме­ет­ся, адми­ни­стра­ция ЛДА (по ука­зу «свы­ше») ско­ро при­кры­ла эти че­рес­чур на­зи­да­тель­ные для то­го вре­ме­ни «уро­ки жиз­ни».

То­гда же мы узна­ли тай­ну тех ми­нут 1929-го го­да: «…Да что же я, с ума схо­жу, что ли! Как вдруг, от­крыв гла­за, уви­дел: ба­тюш­ки мои (тут отец Кон­стан­тин звон­ко хло­пал се­бя ла­до­нью по лбу), да ведь я стою пе­ред Рас­пя­ти­ем!» Дей­стви­тель­но, мо­гут ли на­ши ис­пы­та­ния срав­нить­ся с тем, что пе­ре­жил и дал нам в веч­ное на­сле­дие Спа­си­тель. «Ре­бя­та, — ча­сто по­вто­рял нам отец Кон­стан­тин, — все­гда мо­ли­тесь у Рас­пя­тия, хо­тя бы ми­нут­ку, да­же по­сле дол­гой служ­бы или ко­гда про­бе­га­е­те ми­мо хра­ма по сво­им де­лам». Се­ми­на­ри­сты мо­е­го вре­ме­ни эту за­по­ведь ис­пол­ня­ли. Пом­нят ли её ны­неш­ние сту­ден­ты?

Гос­подь от­ме­тил пра­вед­ни­ка: взял его в Свои оби­те­ли в празд­ник Ка­зан­ской ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри (4 но­яб­ря 1979 го­да), к то­му же при­шед­ший­ся на вос­кре­се­нье! С то­го дня ми­ну­ло уже 30 лет, но взле­та­ю­щий к небе­сам го­лос от­ца Кон­стан­ти­на по-преж­не­му зву­чит в ушах, а уро­ки изящ­но­го по­но­мар­ства не за­бы­ва­ют­ся. Веч­ная те­бе па­мять, до­ро­гой На­став­ник!

При­ме­ча­ния

[1] Очерк опуб­ли­ко­ван в руб­ри­ке «Име­на» в жур­на­ле «Во­да жи­вая: Санкт-Пе­тер­бург­ский Цер­ков­ный вест­ник. Офи­ци­аль­ное из­да­ние Санкт-Пе­тер­бург­ской епар­хии» (2009. № 11). Для на­сто­я­ще­го вос­про­из­ве­де­ния текст ав­то­ром про­смот­рен и немно­го до­пол­нен.

[2] Де­ло в том, что у него бы­ла ка­кая-то уни­каль­ная под­груп­па кро­ви, и его ду­хов­ный сын, врач из от­ря­да кос­мо­нав­тов, обе­щал ему ми­ни­мум 110 лет жиз­ни. Увы! Из-за невер­но­го уко­ла, ко­то­рый от­цу Кон­стан­ти­ну «вка­ти­ла» неопыт­ная мед­сест­ра, он по­чти ослеп (про­стой че­ло­век умер бы) и в ре­зуль­та­те про­жил «все­го лишь» 90 лет!

Молитвы Господу Иисусу Распятому

Молитвы Господу Иисусу Распятому

На кресте пригвожденный за ны, Иисусе Христе, Единородный Бога Отца Сыне, милости, любве и щедрот неисчерпаемая бездно! Вем, яко грехов ради моих, от неизреченнаго человеколюбия, кровь Твою пролияти на кресте изволил еси, юже аз, окаянный и неблагодарный, доселе скверными моими делы попирах и нивочтоже вменях. Тем убо из глубины беззакония и нечистоты моея умныма очима на распятаго

Господи Иисусе Христе, Сыне Бога Живаго, Творче неба и земли, Спасителю мира! Се аз, недостойный и паче всех грешнейший, смиренно колена сердца моего пред славою величества Твоего преклонив, воспеваю крест и страдания Твоя, и благодарение Тебе, Царю всех и Богу, приношу, яко благоизволил еси вся труды и всякия беды, напасти и мучения, яко человек понести, да всем нам во всяких печалех, нуждах и озлоблениих состраждущий Помощник и Спаситель будеши. Вем, Всесильне Владыко, яко вся сия Тебе убо не быша потребна, но человеческаго ради спасения, да всех нас искупиши от лютыя работы вражия, крест и страдания претерпел еси. Что убо воздам Тебе Человеколюбче, о всех, яже пострадал еси мене ради грешнаго? Не вем, душа бо и тело и вся благая от Тебе суть, и вся моя Твоя суть, и аз Твой есмь. Точию на безчисленное Твое, Благоутробне Господи, милосердие надеяся, пою Твое неизреченное долготерпение, величаю неисповедимое истощание, славлю Твою безмерную милость, покланяюся пречистым страстем Твоим, и вселюбезно лобызая язвы Твоя, вопию: помилуй мя, грешнаго, и сотвори, да не безплоден будет во мне Крест Твой святый, да причащаяся зде с верою страданием Твоим, сподобилюся видети славу Царствия Твоего на небеси! Аминь.

Он уходил молиться

Он уходил молиться

Иисус никогда не забывал о своем опыте на Иордане. Даже во время своего интенсивного служения странствующего пророка он всегда хранил связь с Богом в тишине и одиночестве. В христианских источниках сохранилось воспоминание об одной его привычке, которая производила глубокое впечатление: Иисус периодически уходил молиться в уединенном месте[758]. Ему недостаточно молиться в специально отведенное для всех благочестивых иудеев время, он ищет встречи со своим Отцом в тишине и уединении. Этот опыт, повторяемый и всегда новый, вовсе не дополнительная обязанность к его каждодневной работе. Это встреча, которую жаждет его Сыновнее сердце, и источник, из которого ему нужно пить, чтобы насытить свое существо.

Иисус рос в народе, умеющем молиться. В Израиле не было религиозного кризиса, переживаемого в других областях Империи. Здесь не раздавалось злых насмешек над теми, кто направлял свои мольбы к Богу; никто не делал пародий на молитву[759]. Язычники молятся своим богам, но они не знают, в кого верят; на всякий случай, они воздвигают алтари всем, даже «неведомым богам»; они стараются извлечь пользу из различных божеств, произнося магические имена; они пытаются «утомить» богов своими молитвами, чтобы те исполнили их желания; если молящиеся не получают того, чего хотят, они прибегают к угрозам или перестают признавать этих богов[760].

В Израиле царит совершенно другая атмосфера. Все благочестивые иудеи начинают и заканчивают день с исповедания Бога и благословения Его имени. Об этом говорит иудейский историк Иосиф Флавий: «Дважды в день, именно при начале его и когда наступит час отхода ко сну, следует возблагодарить Господа Бога за те блага, которые Он даровал нам по освобождении из Египта»[761]. Эти утренние и вечерние молитвы были устоявшейся традицией во времена Иисуса как в Палестине, так и в иудейской диаспоре[762]. Каждый мужчина начиная с тринадцати лет чувствовал себя обязанным так молиться. Вероятно, и Иисус не прожил ни дня своей жизни без того, чтобы не помолиться утром на восходе солнца и вечером, прежде чем идти спать[763].

Как утренняя, так и вечерняя молитвы начинались с чтения Шма, являющейся не столько молитвой, сколько исповеданием веры. Интересно, что молящийся не обращается к Богу, а слушает Его: «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть; и люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душею твоею и всеми силами твоими. И да будут слова сии, которые Я заповедую тебе сегодня, в сердце твоем…»[764] Как воспринимает Иисус каждым утром и вечером этот настойчивый призыв любить Бога всем сердцем и всеми силами? Похоже, он глубоко запечатлен в его сердце, и в течение дня он вспоминает о Нем и при случае красноречиво Его цитирует[765].

За Шма следовала другая молитва, состоящая из восемнадцати благословений (Шмоне Эсре)[766]. Каждый день Иисус дважды повторял ее. Некоторые из благословений безусловно глубоко отзывались в его сердце. Что чувствует этот пророк, который в течение дня будет есть за одним столом с грешниками и отверженными, произнося это волнующее благословение: «Прости нас, Отец наш, ибо мы грешили; прости нас, Царь наш, ибо мы провинились; ибо милостив Ты и много прощаешь. Благословен Ты, Господь, милосердный и многопрощающий»? С каким доверием и радостью он произносит другое благословение, с самого утра призывающее его исцелять раны и лечить больных: «Лечи нас, Господь, и мы будем излечены; спасай нас, и мы будем спасены; ибо Ты слава наша. Принеси полное исцеление ранам нашим. Ибо Ты, Бог-Царь, — Исцелитель верный и милосердный. Благословен Ты, Господь, исцеляющий больных народа Своего Израиля»? Что просыпалось в его сердце, когда он дважды в день повторял слова: «Царствуй над нами Ты сам. Благословен Ты, Господь, любящий правосудие»? Что он чувствовал, взывая к Нему так: «Услышь голос наш, Господь, Бог наш! Отец милосердный, смилуйся над нами. Благословен Ты, Господь, внемлющий молитвам»?[767]

Иисусу недостаточно рутинного следования общей молитвенной практике. Порой он встает очень рано и идет в уединенное место, чтобы молиться там до рассвета; в другой раз, уже в конце дня, он прощается со всеми и, оставшись один, проводит в вечерней молитве значительную часть ночи[768]. Эта молитва Иисуса состоит не в том, чтобы произносить специально предписанные слова. Это молитва без слов; она, скорее, созерцательного характера, и ее основной смысл — близкая встреча с Богом. Вот чего ищет Иисус в тишине и одиночестве[769].

Нам мало известно о том, какое внешнее положение принимает Иисус во время молитвы. Почти всегда он молится стоя, как и каждый благочестивый иудей, демонстрируя спокойствие и доверие Богу, однако источники говорят о том, что в Гефсимании в ночь перед распятием он молится, «пав на землю», в позе поверженного, но при этом в полном подчинении Отцу[770]. Иисус открывается Отцу со всей искренностью и прозрачностью, включая и тело. Похоже, он имел обыкновение молиться «воззрев на небо»[771], что в его время встречалось не часто. Молясь, иудеи обычно устремляли свой взгляд в сторону Иерусалимского храма, где, согласно вере Израиля, обитает Шехина, или Присутствие Бога среди людей[772]. Возводя глаза к небу, Иисус устремлял свое сердце не к храмовому Богу, а к доброму Отцу всех. Любопытно, что в Мишне говорится о том, что взгляд в небо означает принятие Царства Божьего: тот, кто поднимает глаза к небу, должен настроить свое сердце на принятие требований Царства[773].

Иисус подпитывает свою повседневную жизнь этой созерцательной молитвой, уходя рано утром в пустынное место и проводя значительную часть ночи наедине со своим Отцом[774]. Судя по источникам, можно догадаться, что он и в течение дня продолжал поддерживать с Ним связь. Нам сообщается о том, что когда Иисус заметил, что наиболее образованные слои общества закрыты для вести о Царстве, а самые маленькие и невежественные принимают ее в простоте веры, то из глубины его сердца родилось радостное восхваление Отца. Иисус счастлив, что Бог столь добр к малым. И не нужно ждать ночи, чтобы воспеть Его. Прямо сейчас, находясь среди людей, он перед всеми воздаст свою хвалу Богу: «Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам. Ей, Отче! Ибо таково было Твое благоволение»[775]. Иисус умеет благословлять Бога в любой момент дня. Он спонтанно произносит иудейскую молитву «благословения», которая не столько акт благодарности за полученное добро, сколько крик сердца, устремленный к Источнику всего прекрасного. «Благословляя», верующий иудей все направляет Богу и в своих делах уповает на Его подлинную доброту[776].

Иисус молится, исцеляя больных. Это проявляется в его жестах, когда он руками благословляет их во имя Бога, окутывая страдальцев Его милосердием. Руками Иисус благословляет немощных, дает силу и дыхание тем, кто страдает, а сердце его в этот момент восходит к Богу, позволяя Иисусу транслировать больным жизнь, которую он сам получает от Бога[777]. Такой же жест он проявляет к детям. Иногда он, «обняв их, возлагал руки на них и благословлял их». Именно дети первыми должны ощутить ласку Бога. Во время их благословения Иисус просит у Отца дать им все лучшее[778].

Молитве Иисуса присущи своеобразные черты. Его молитва проста и совершается «тайно», в ней нет позы и высокопарных слов, она не выставлена напоказ и не служит к развитию нарциссизма или самообмана. Иисус предстает перед Богом, а не перед другими людьми. Не стоит молиться на площадях на всеобщем обозрении: «Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне»[779]. В то же время его молитва спонтанна и естественна; она появляется без усилий и специальных техник, рождаясь из глубины его существа; это не что-то напускное и фальшивое, это простое и скромное выражение его переживаний. Он не молится механически, повторяя почти магические слова. Он не нагромождает форм, как это делают язычники, чтобы «утомить» богов и тем самым быть услышанными. Иисусу достаточно предстать перед Богом, подобно нуждающимся детям: «Знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него»[780]. Его молитва — это полное доверие Богу.

Молитва Иисуса постигается лишь в свете Царства Божьего. Следуя дальше привычных для благочестивых иудеев молитв, Иисус ищет встречи с Богом, чтобы принять Его Царство и сделать его реальным для людей. Его Гефсиманские моления, безусловно, яркое и драматичное свидетельство поиска воли Божьей даже в переломный момент. В состоянии сильнейшей тоски его доверие Отцу остается непоколебимым. Его желание очевидно: пусть Бог воплотит Царство, минуя путь столь тяжких страданий. Его решение о сыновней покорности тоже понятно и окончательно: «Авва Отче! Все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты»[781].